Между тем продукты длительного хранения у нас подошли к концу, отчего на камбузе заработал «консерваторий». С другой стороны, мы уже три месяца как ушли из дома. В России нынче кончается февраль. То есть через три-четыре месяца откроется навигация по рекам. Хотелось бы поторопиться домой.

Между тем «Селена» трижды очень хорошо заработала, денег много. Но нужно ещё заглянуть в Охотск. А не замёрзло ли в тех местах море? Я про это ничего не знаю, да и в имеющихся у нас данных это не отмечено. С другой стороны, чисто умозрительно, навигация в северной части Охотского моря должна проходить примерно в те же сроки, что и в море Белом. Раньше чем через три-четыре месяца нам везти письма и хлебное жалованье государевым людишкам не стоит и пытаться. К ближайшей навигации вернуться в Архангельск мы категорически не успеваем.

«Селену» вытащили на берег и принялись пропитывать днище машинным маслом. К счастью, предыдущая пропитка ещё не полностью вымылась из древесины, что позволило избежать обрастания. Ревизия дейдвуда, переборка машины, текущий ремонт рангоута и смена некоторых элементов такелажа.

– Вася! Я заметила, что команда у тебя сплошняком некурящая и непьющая? – поинтересовалась Софи у капитана Жданова.

– Так люди в вере крепки. Чтут заповеди священные, – чуть округло ответил наш кормщик – так его нередко называли парни в разговорах между собой.

«Староверы, – пояснил я для Софочки. – Из-за церковных дрязг раскол нынче среди православных. Не знаю, что они не поделили, но этого сорта люди трезвее и, на мой вкус, покрепче будут. Так что не сомневайся: не подведут».

«Чем заняться на два-три месяца?»

«В здешних водах короткими перевозками не заработаешь, – рассудил я. – Да и пираты местные на тутошних джонках покою не дадут. Без груза же обидно уходить».

«Да и письмо от государя нужно в Охотск доставить», – мысленно вздохнула Софи. Предстоящие месяцы бездельного сидения на одном месте сильно её печалили.

Разумеется, мы ознакомились с достопримечательностями и отведали здешних фруктов. Сделали визиты в тутошнюю голландскую администрацию, осмотрели окрестности, познакомились с судоводителями, работающими на местных маршрутах. Моя непоседливая реципиентка с удовольствием меняла образы и активно общалась с дамами колониального сообщества Батавии.

Команда отрывалась на берегу. Нет, парни безобразий не нарушали, но завязали обширные связи с представителями как европейской диаспоры, так и местного населения. Даже на джонке покатались в порядке ознакомления с образцами юго-восточной кораблестроительной школы – Софи специально наняла одно из случившихся в гавани судёнышек для ознакомительной поездки по Яванскому морю.

Едва мы отошли буквально на десяток миль от средоточия цивилизации, как тут же были атакованы другой джонкой: пираты в этих краях тоже встречаются. Как нетрудно догадаться, мы привелись к ветру и позволили взять себя на абордаж, в процессе которого перестреляли команду судна-агрессора из многозарядных пистолетов. Это даже трагично не выглядело, только многодымно. Да, плавсостав у нас вооружён поголовно, оружие регулярно отстреливается и перезаряжается, а народ в команде не пальцем деланный. Не было никакой ярости схватки или звона клинков, а произошла короткая бойня, абсолютно неожиданная и для нападавших, и для команды нашей джонки, уже послушно вставшей на колени.

Вот так буднично и захватили мы местный корабль, на который капитан нашего круизного судна никаких прав не предъявил. Вася о чём-то потолковал с ним, отсыпал золотишка и утряс вопрос цивилизованно и недорого. Парусник, пусть и с циновочными ветрилами, он и есть парусник. С неделю мы его окультуривали, снабдив парой лебёдок и комплектом навигационного оборудования. Потом команда разделилась: нашлись желающие сбегать в Охотск, после чего продолжить трудиться на местных маршрутах. То есть и письмо царёво воеводе доставить, и хлебное жалованье. Ну а дальше время покажет. И воля воеводы охотского.

Саму же джонку окрестили «Дианой», её капитана – Захаром Пантелеевичем Пантелеевым, что заверили и записью в судовом журнале, и выдачей грамотки. И со всей возможной скоростью направились домой, взяв на борт местного лоцмана. В моё время здешние места называли, кажется, Океанией, потому что она – большая куча островов всех размеров, среди которых прорва морей и множество проливов. Тут даже с хорошей картой ходить нужно с опаской.

Из Яванского моря через Макасарский пролив проникли в море Сулавеси, откуда севернее Новой Гвинеи вышли в Тихий океан. Желания идти Торресовым проливом я не испытывал никакого после того, что написал о нём Жюль Верн в «Двадцати тысячах лье под водой». Отсюда, прицелившись на пролив Дрейка, мы рванули напрямки, обходя встречающиеся острова да уклонившись от северного окончания Новой Зеландии. Двенадцать тысяч миль одним переходом – это супердлинная дистанция.

Как шли? Быстро. Сначала на юг, потом на восток, а после – на север, огибая с юга Южную Америку вместе с её мысом Горн. Вася к берегам не жался и в тесноту Магелланова пролива не стремился. Ему бы простор океанский да ветер – любого направления, лишь бы паруса наполнить.

Так ветра хватало, как и волн, и дождей. А ещё были киты и айсберги – в проливе Дрейка мы качественно забрали к югу. После того как оставили по правую руку Фолкленды, погода сделалась нежаркая. Народ блеснил рыбку, а Софи качалась. Ей оборудовали перекладину, вися на которой, она дрыгала ногами, тщась выполнить выход силой. Спортивный костюм из гимнастёрки и нешироких шаровар у неё уже сложился, так что всё выглядело пристойно. Выход силой получился уже на подходе к Ла-Плате, а передний выход и склёпка – ещё до огибания мыса Горн, которого мы даже не видели, взяв знатно к югу.

«Работа кормилицы требует хорошей физической формы», – объяснила Софочка сама себе и внутренне фыркнула прямо мне в мысли.

Чарлик рос, хватался ручонками за пальцы, ворочался и переползал на пузе. Требовал кормёжки и рвался из пелёнок, если его туго заворачивали.

Погода на этом переходе отметилась парой пристойной силы штормов, воспринятых командой философски: мы не болтались по воле волн, а продолжали идти, испытывая неудобства от качки и удаляясь от берега по мере роста неопределённости в счислении. Штурманский коллектив, а он здесь состоит аж из шести человек, набирался опыта и напористо анализировал вероятные отклонения от намеченного маршрута.

Два месяца на качающейся палубе против расчётных полутора: штурмана только задним числом выяснили, в каких местах прокололись с прокладкой, запутавшись в кривизне земного сфероида. Ведь их дело задать курс, ведущий кратчайшим путём в заданную точку. Особой беды это не наделало, безбрежность океана простила допущенные погрешности. А для предотвращения подобного в будущем необходимы глобус и ленточка. На восточном побережье Южной Америки мало ориентиров, видимых со значительного расстояния, но встречаются. Пеленги на них очень помогали в определении места.

Так про Ла-Плату. Здесь не оказалось никакого Монтевидео. Только пристойная естественная гавань с отдалёнными признаками присутствия местных жителей – дымок вдали. Мы взяли свежей пресной воды и заторопились дальше в Рио-де-Жанейро: идти в Буэнос-Айрес к испанцам Софи опасалась (те её именем детей пугают), а взять свежих продуктов очень хочется. Да и дорогой груз в трюмах… Если испанцы опять побили горшки с голландцами, могут и конфисковать шелка и чай. А португальцы нынче кажутся не столь опасными.

В Рио мы простояли недолго. Дали команде размяться на берегу, взяли мяса, муки и крупы и узнали новости. Вот тут-то и услышала Софи сногсшибательную новость о том, что беглые рабы на Ямайке крепко поколотили англичан. Нет, совсем не прогнали, оставив тем Порт-Ройял. Даже провизией снабжают по умеренным ценам, однако вглубь острова больше не пущают.

А вот испанцев, сохранившихся там в ничтожных количествах, не тронули. Столица у них теперь в Спаниш-Тауне, а карателей они отстреливают из арбалетов, каковым не нужен порох, который во влажных лесах может и отсыреть. Вообще, это тихое оружие весьма эффективно в джунглях, когда больших дистанций поражения не требуется. Не зря его любили европейские охотники в период средневековья.