За наведение порядка взялись сермяжники, которые без удальства высадились на берег и принялись педантично отстреливать всех, кто не наш. Двигаясь неторопливо цепочками троек и пятёрок, они били без промахов, обескровливая очаги сопротивления. У маньчжур ручного огнебойного оружия было немного, в основном луки, против которых переломки заметно дальнобойней. Так что китайских мушкетёров выбили первыми.

А потом противник, скопившись в отдалении (или это просто была вторая волна, прибывшая позднее?), навалился на нас с новой силой. Пушки маньчжуры установить не успели: Кэти разогнала прислугу гранатами из двенадцатифунтовки. Стрельцы успели дать два залпа из пушек картечью по атакующей массе пехоты, после чего вступили в рукопашную. А сермяжники пустили в ход ручные гранаты, которыми крепко проредили ряды атакующих.

Между тем подкрепления к нам продолжали подтягиваться по реке. Софи бойко направляла их на проблемные участки. Потом с нашей стороны Аргуни подтянулись конные казаки, которые переправились вплавь и фланговой атакой обратили маньчжур в бегство.

На каждой из наших сомольских барж присутствует лекарский ученик. Здесь и сейчас – ученица. Девчата обучены примерно до уровня медицинской сестры, то есть имеют понятие об анатомии, знакомы с физиологией, умеют заваривать травы, применять мазь недо-Вишневского – в ней смешаны касторовое масло и дёготь, а третьего компонента я не помню. Могут перевязать, вправить вывих или наложить гипс, ну, там клизму поставить, желудок промыть – да не знаю я всего, чему обучили их Аптекарь и Герцогиня.

Тем более не до этого сейчас, когда раненых много, когда нужно срочно останавливать кровотечения, чистить раны и накладывать швы. Берег превратился в травмпункт, в работе которого принимают участие около трёхсот достаточно сведущих санитаров: сермяжники и судоводители начальную санитарную подготовку прошли поголовно.

– Прости, государь! Не сообразила я, баба бестолковая, что отряд был послан для задержания противника до подхода главных сил, вот и скомандовала высадку не на тот берег. Да сдуру и… того самого. Спугнула, в общем.

– Спугнула она! – негодует Пётр. – Вот в кого ты уродилась такой неказистой? Всё воевать не желаешь, князьцов дикарских привечаешь, политесы с ними разводишь. А как до встречи с уважаемыми людьми доходит, бьёшь так, что мне и за стол переговоров сесть не с кем: все сбежали. Да столь быстро, что и не угнаться за ними. Вот где мне теперь найти того, с кем мир заключать?

– Велишь сыскать? Привезти? – интересуется Софи.

– Нет уж! Не надо мне такой службы от тебя. То Посольского приказа забота. Эх, ну вот что бы нам с маньчжурами было не встать по разным берегам Аргуни да не затеять обмен делегациями! А тут после большой крови да кучи побитых мандаринов китайцы из одной только мести станут несговорчивы и начнут тянуть время.

Что такое? Неужели государь наш молодой да ранний начал не тестостероном думать, а мозгами? Или подсказал кто, что втягиваться в противостояние с огромной державой в таком отдалении от своих нормально населённых и производящих оружие мест чревато большими проблемами? Да, Софи в своём неподражаемом стиле решила задачу окончательно на всю представившуюся её оку глубину, а я недотумкал, потому что ни разу не политик.

– Ладно, ступай пока, – внезапно сменил гнев на милость Пётр. – Позову, когда станешь нужна.

Покинув горницу, где получала разнос, Софи попала в объятия Лизы-Рисовальщицы.

– А я сынка твоего вместе с нянями привезла, – сразу сообщила главное подруга.

– Где он? – вскинулась Сонька.

– В соседнем шатре вместе с моим Федькой.

Говорят, что в военное время вид бегущего генерала вызывает панику. А тут мчался адмирал всего флота российского, по пятам за которой нёсся взвод личной охраны и Лизавета, которую в войсках считают неформальной царицей – так уж сложилось на практике, что она всегда подле государя. Её даже нарочно зовут, когда надобно окоротить гневливого и вспыльчивого монарха.

Мальчики рисовали угольками по строганой и выкрашенной белилами доске. Чарлику почти четыре, а Фёдор V почти на год старше.

– Твоя мама, – указал он подбородком в сторону входа в шатёр.

Чарли повернул голову и встал, рассыпав угольки. Он заметно вырос, почти расставшись с чертами младенца. Теперь это уже мальчик, не помещающийся поперёк лавки. Но мальчик маленький: сразу пошёл на ручки и вцепился в воротник материнской тужурки.

Софи сына прижимала к себе осторожно, помня о том, насколько сильна.

– Как хорошо, что ты меня не забыл!

– Мне про тебя Лизавета Генриевна рассказывала. И показывала на картинках.

На редкость чистая речь для такого возраста. Сынок выглядит ухоженным и воспитанным. Ему почти четыре года, полтора из которых он провёл в разлуке с маменькой. Софи невольно пустила слезинку, ей ведь теперь предстоит знакомство с сыном, который стал совсем незнакомым мальчуганом.

Здесь, в просторном богатом шатре, толчётся довольно много челяди, которая сейчас совершенно не нужна Софочке. Потрепав по вихрам маленького Федьку и кивнув остальным, моя реципиентка, взяв сыночка за руку, пошагала к берегу. Тут множество самоходных и буксируемых барж вытащено носами на сушу. Снуют стрельцы, казаки, сермяжники и речники в чёрных мундирах. Над кострами висят котлы, рядом с которыми хлопочут кашевары. Да, каша нынче – основное блюдо.

– Отведай, адмирал-мэм, – зовёт к снятому с огня казану незнакомый казак.

Софи извлекает из кобуры ложку и, благодарно кивнув, отведывает. Процедура снятия пробы на её флоте заведена, отсюда и готовность.

– Вкусно. Спасибо тебе, – снова кивает она. – Дозволяю кормить этим личный состав.

– А нашего кондёра отведай! – зовёт стрелец от соседнего костра.

Уединиться не получилось, началось пробование пищи. Софью звали наперебой и лодочники, и работные люди, и бойцы лесные. Чарли и увязавшийся следом Федька деятельно помогали. У них по походному обычаю тоже ложки оказались при себе.

Народ вовсю проявлял респект и уважуху, наперебой зазывая к своему достатку ту самую адмирал-бабу, что всю недавнюю баталию махала флажками с казёнки на одной из больших барж, а лодочники читали команды и пересказывали командирам подразделений. Да, хорошая связь в сочетании с грамотным использованием артиллерии дали русским неоспоримое преимущество перед численно превосходящим противником. Сейчас и здесь бойцы, бывшие этому свидетелями и сами участвовавшие в деле, выказывают благодарность виновнице успеха, как могут – проявляя почтительность и хлебосольство.

– А дочка твоя почто не пробует? – кивает один из кашеваров за спину Софьи и ухмыляется.

Глядим, стоит девица в чёрном речном мундирчике. Ростом из тех, что метр с кепкой. Хотя, если отбросить шутки, рупь писят. Стройная до прозрачности, но обвешанная револьверными кобурами, шпагой и кинжалом с чашкой.

– Это Милли, – поясняет Чарли, – гувернантка. Моя твоя учить по-русски. Она кафарить спэниш, как бабушка Агата.

– Вот что, синьорита Миллисента! – Софи перешла на латынь. – Обойди пленных и выясни, кто из них понимает язык Вергилия. В сопровождение себе возьми хлопцев, какие понравятся. А коли сыщешь понятливых пленников, доставь их государю. Исполняй.

– Есть!

Крошка-малышка указала на двоих стрельцов, сделала призывный взмах рукой и направилась в тот угол лагеря, куда свели полон. А я вспомнил, что в отчётах о переговорах в Нерчинске поминалось, будто наши общались с китайцами на латыни, поскольку ни наши по-китайски не понимали, ни китайцы по-нашему. А матушка Агата просто не могла выбрать в учителя для внука человека, не знающего классическую латынь. Быстро Софья соображает. И уже смекнула: нужно отыскать переводчиков или чиновников, знакомых с языком древних римлян. Вряд ли они отбивались с оружием в руках – должны были сразу сдаться. Так что есть шанс найти того, с кем Петру удастся поговорить о будущей границе с Китаем.